Барни выступил из такого облака. Поводя могучими плечами под несколько узким для него пиджаком и наклонив вперед голову с коротко стриженными волосами, он широко шагал по разбитому тротуару на восток навстречу утру.

С работы он ушел на двадцать пять минут позже, чем обычно. Полиция доставила сутенера с огнестрельным ранением и под крутым кайфом. У парня была профессиональная склонность бить женщин, и сестры попросили Барни задержаться. Они всегда просили его остаться, когда в больницу доставляли буйного пациента.

Клэрис Старлинг следила за Барни из-под низко опущенного капюшона куртки. Девушка позволила санитару пройти половину квартала, а сама осталась на противоположной от него стороне улицы. Затем, повесив на плечо сумку, она двинулась следом за ним. Когда Барни миновал парковку и прошел мимо автобусной остановки, Старлинг почувствовала себя лучше. Слежку за Барни легче было вести на ногах. Она не знала, где санитар живет, и это следовало выяснить, прежде чем он ее заметит.

Кварталы вокруг больницы считались тихими, и их заселяли в основном «синие воротнички» самых разных оттенков кожи. Это был район, где на руль автомобиля следовало ставить замок, но снимать и уносить аккумулятор на ночь необходимости не было. Дети в этой округе все еще могли играть на улице.

Барни прошагал три квартала и, пропустив съезжающий на перекрестке с тротуара микроавтобус, свернул на север, на улицу, застроенную небольшими домами. К дверям некоторых домов вели потертые мраморные ступени, а перед иными зданиями даже зеленели небольшие лужайки. Витрины немногих стоявших на улице магазинов были в полном порядке, и с них еще не успели смыть мыльную пену. Впрочем, лавки уже начали открываться, и из них выходили первые покупатели. Из-за поставленных на ночь по обеим сторонам улицы грузовиков Старлинг целых полминуты не могла видеть Барни, а когда увидела, то поняла, что тот остановился и теперь находится точно против нее. Она не могла сказать, заметил ее Барни или нет.

Санитар стоял, засунув руки в карманы пиджака, и внимательно наблюдал за каким-то движением посередине проезжей части. На мостовой лежал мертвый голубь, одно его крылышко трепетало под порывами ветра от проезжающих машин. Дружок или подружка мертвой птицы описывал бесконечные круги вокруг трупика, скосив на него круглый глаз. Головка голубя подергивалась в такт шагам розовых ножек. Птица вышагивала круг за кругом, тихо воркуя какие-то голубиные нежности, По улице проехали пара грузовиков и несколько легковых автомобилей, а переживший трагедию голубь практически не обращал на них внимания, отлетая в сторону в самый последний миг.

Старлинг не знала, видел ее Барни или нет. Но если она не хочет, чтобы он ее наверняка увидел, следует идти дальше. Бросив взгляд назад через плечо, она успела заметить, что Барни сидит на корточках посередине улицы, останавливая высоко поднятой рукой движение.

Старлинг свернула за угол, сняла с себя куртку с капюшоном и извлекла из емкой мягкой сумки фирмы «Тот» свитер, спортивную сумку и бейсбольную кепку. Затолкав ненужные вещи в спортивную сумку и запрятав волосы под бейсболку, она снова вышла на улицу, влившись в стайку возвращающихся с работы уборщиц.

Барни стоял на тротуаре, держа мертвую птицу в сложенных ковшиком ладонях. Друг или подруга голубя, сидя на проводах над головой человека, негромко попискивал. Барни положил трупик на траву лужайки и разгладил на нем перышки. Затем он поднял лицо к сидящей на проводах птице и что-то сказал. Когда человек продолжил путь, оставшийся в живых голубь слетел на лужайку и начал, шагая по траве, выписывать свои бесконечные круги вокруг тела. Барни не оглядывался. Когда он, прошагав еще метров сто, поднялся по ступеням, ведущим к двери дома, и стал рыться в кармане, отыскивая ключи, Старлинг сделала рывок на полквартала, чтобы успеть перехватить его прежде, чем он скроется за дверью.

— Эй, Барни! Привет!

Барни, не очень чтобы спеша, повернулся и посмотрел на нее сверху вниз. Старлинг совсем забыла о том, что глаза у Барни расставлены неестественно широко. Сейчас она увидела в них ум и вдруг ощутила, как между ней и этим человеком возникло взаимопонимание.

Она сдернула бейсболку, позволив волосам рассыпаться по плечам.

— Я — Клэрис Старлинг. Помните меня? Я…

— А, правительство… — произнес Барни, не проявляя никаких эмоций.

Старлинг сложила перед собой ладони и, кивнув, ответила:

— Точно. Я — правительственный агент, Барни, и мне необходимо с вами поговорить. Беседа будет неформальной. Надо кое-что выяснить.

Барни неторопливо спустился по ступеням. Теперь он стоял на ведущей к дому асфальтированной дорожке перед Старлинг, а та, задрав голову, смотрела ему в лицо. Ее не смущал рост Барни — рост, способный испугать любого мужчину.

— Не могли бы вы, офицер Старлинг, признать вслух, для протокола, что я не поставлен вами в известность о своих правах? — Его голос оказался высоким и чуть грубоватым, как у Тарзана в исполнении Джонни Вайсмюллера.

— Никаких проблем. Я не провозгласила формулу Миранды [15] . Признаю это официально.

— А теперь скажите то же самое в свою сумку.

Старлинг открыла сумку и произнесла в нее четко и громко, словно обращалась к спрятавшемуся там троллю:

— Я не прочитала Барни формулу Миранды, и Барни не знает своих прав.

— Там дальше есть местечко, где подают отличный кофе, — сказал Барни. — Сколько шапок в вашей сумке? — поинтересовался великан, когда они двинулись в направлении кафе.

— Три, — ответила Старлинг.

Мимо них проехал автобус, номерные знаки которого говорили о том, что машина предназначена для перевозки инвалидов. Старлинг чувствовала, что пассажиры автобуса пялятся на нее. Она знала, что инвалиды частенько бывают сексуально озабоченными, и считала, что несчастные молодые люди имеют полное право проявлять эту озабоченность. Юные пассажиры проехавшего вслед за автобусом автомобиля тоже косились на нее, но молчали, видимо, опасаясь Барни. Все происходящее за стеклами машин привлекало внимание Старлинг (она опасалась мести Крипсов), однако молчаливое раздевание взглядом опасности не представляло.

Когда Барни и Старлинг входили в кафе, инвалидный автобус выкатился задом из подъездной аллеи и отправился в обратный путь.

Им пришлось ждать, пока не освободится место в отдельной кабинке. Заведение, где посетители заказывали в основном яичницу с беконом, было забито до отказа. Темноволосый официант что-то кричал повару на хинди. А повар с виноватым видом тыкал большими вилками в кусок мяса на гриле.

— Давайте подкрепимся, — сказала Старлинг. — Дядя Сэм платит. Как дела, Барни?

— На работе все в порядке.

— Чем занимаетесь?

— Старший санитар.

— Я думала, что вы уже фельдшер, что кончили медицинский колледж.

Барни пожал плечами, потянулся к молочнику и, глядя Старлинг в глаза, спросил:

— Они хотят наехать на вас за Эвельду?

— Посмотрим. Вы ее встречали?

— Видел однажды, когда к нам доставили ее мужа. Дижона… Он умер. Потерял много крови еще до того, как его сунули в карету. Уже ничего нельзя было сделать. Она не хотела, чтобы его увозили, и попыталась завязать драку с медсестрами. Мне пришлось… Ну вы знаете… Красивая женщина. И очень сильная. К нам ее не доставляли, после того как…

— Не было необходимости, ее объявили мертвой на месте события.

— Я так и думал.

— Барни, после того, как вы передали доктора Лектера людям из Теннесси…

— Они с ним обращались очень грубо.

— После того, как вы…

— Они все уже мертвы.

— Знаю. Его тюремщики сумели прожить лишь три дня. Вы, охраняя доктора Лектера, смогли продержаться восемь лет.

— Шесть. Два года он был там до меня.

— Как вам это удалось, Барни? Скажите, если вас не раздражает мой вопрос, как вы ухитрились пробыть рядом с ним столько времени? Ведь для этого одного вежливого обращения мало.